Новый мир знамя. Освоение литературной практики рубежа веков в журналах «Новый мир», «Знамя», «Октябрь

С 1925 года «Новый мир» выходит ежемесячно, из них последние пятьдесят лет — в бессменной голубой обложке с синими буквами; эти буквы знакомы каждому, у кого дома в конце 1980-х были полки, заставленные литературными журналами (тогда его тиражи превышали миллион экземпляров). В разные годы здесь печатались Солженицын (в журнале было опубликовано его первое произведение — «Один день Ивана Денисовича»), Эренбург, Бродский, Астафьев, Некрасов — в общем, иконостас демократически настроенного советского гражданина.

Со времен главной славы «Нового мира», 1964 года, редакция находится на задворках кинотеатра «Пушкинский», в дореволюционной постройке, принадлежавшей Страстному монастырю (собственно, это последнее оставшееся от него сооружение).

Артем Липатов

Музыкальный критик, постоянный читатель «Нового мира»

«Новый мир» — это журнал из детства: разодранные синие корешки, из которых папа складывал как бы книги (многие романы печатались с продолжением), а они потом забирались на антресоль. «Новый мир» — это несколько удивительных открытий и прежде всего то, что один и тот же журнал может быть совершенно разным: так, номера, скажем, за 1969-й и за 1972-й отличались друг от друга радикально (в 1970 году была разогнана легендарная редакция Твардовского. — Прим. ред.).

Я с трудом понимаю, как редакция выживает сегодня, но, наблюдая, как мой товарищ по меломании Миша Бутов раз в месяц складывает толстенный номер, выдерживая определенный — и достаточно высокий — уровень текстов в нем, я не могу не чувствовать уважения и зависти к нему и его коллегам. Я до сих пор делаю для себя открытия на этих страницах — такие, как рок-н-ролльная поэзия Вадима Муратханова или стихи великого искусствоведа Дмитрия Сарабьянова, и хотя бы поэтому строгий логотип «Нового мира» остается для меня знаком качества».

В коридоре висит галерея главных редакторов издания. Всего их было — от запустившего журнал Вячеслава Полонского до нынешнего Андрея Василевского — одиннадцать человек.

Фотографии двух главных редакторов журнала: Александра Твардовского — автор поэмы про Василия Теркина руководил журналом в 1950-1954, 1958-1970 годах, когда тот был вестником шестидесятников, и Сергея Залыгина — руководил в 1986-1998 годах, когда «Новый мир» был вестником перестройки и его тираж достигал двух миллионов. При их руководстве журнал имел колоссальный успех в стране.

Отдел, в котором работает редактор электронной версии журнала Сергей Костырко. Вообще, интернетом в редакции практически не пользуются. Свои рукописи авторы присылают «Новому миру» по почте — так они пытаются отграничить себя от графоманов.

Кабинет главного редактора. Большая часть фотографий, развешанных на стенах, сделана Андреем Василевским — на них изображены яблоки, велосипедные колеса и архитектурные элементы. За правым плечом главреда — Антон Чехов.

Андрей Василевский

Литературный критик, поэт, главный редактор «Нового мира» c 1998 года

«Самый высокий тираж был в 1990 году. И именно в этом году не вышло три номера журнала. В самый пик популярности! Из-за очень высокого тиража — 2 миллиона 700 тысяч экземпляров — банально не хватило бумаги. Была же плановая экономика — нам выделили столько-то бумаги, а мы ее израсходовали. А купить ее было невозможно, она не продавалась.

Если говорить о портрете читателя, то у меня две картинки. Первая — немолодой человек, читающий бумажную версию журнала где-то в провинции. А вторая — это тридцатилетний человек, сидящий перед монитором и читающий электронную версию.

Через 5 лет журнал точно будет существовать, но выходить меньшим тиражом. В основном уйдет в интернет. И если найдется щедрый фонд или спонсор, он будет распространяться бесплатно. А если в нашу жизнь войдут электронные платежи, то будет и продаваться. На 10 лет я не берусь загадывать».

Шофер Леонид Дмитриевич Коренев, читающий «Спорт-Экспресс». В редакции имеется штатная машина «Волга», которая используется для хозяйственных нужд — отвезти верстку, развезти часть тиража — и других поручений. Номер, записанный на диск, отправляется в типографию «Красная звезда». Для подстраховки с диском уезжает и бумажная распечатка журнала.

Михаил Бутов, первый заместитель главного редактора и ответственный секретарь. Прозаик, лауреат русского «Букера» 1999 года за роман «Свобода». На фото за его спиной — он же.

Михаил Бутов

Прозаик, заместитель главного редактора «Нового мира» c 1994 года

«Все заметные истории в журнале, понятно, про графоманов. Приходит как-то дама. И начинает длинную преамбулу для своего сочинения. Рассказывает, что писала книгу долго, это обобщение опыта, жизнь с одним человеком, который был мужем. Человек он непростой: много темных сторон. Я все это долго выслушиваю, говорю, хорошо, оставляйте рукопись. Женщина уходит. Я открываю папку с текстом. На первой странице написано: «Упырь-кровосос».

Раньше редакция находилась на первом этаже здания. Мне рассказывали, что в давние времена был случай. Писатель, получивший отказ, шел, вымазал себя кровью и в таком образе появлялся перед окном. Распахнул рубаху, всю в крови, сам весь в крови — сделал все, чтобы на него обратили внимание.

Слово «графоман» не является уж однозначно ругательным. К нам много лет ходил очаровательный мужчина по фамилии Животов. Всю жизнь он писал про Пушкина. Человек тяжелой судьбы, он даже лежал в психушке. Но мы его любили. Он не был комическим персонажем. Своего рода донкихот, достаточно наивный человек, когда-то школьный учитель, воображение его слегка воспалилось на Пушкине. Он рассказывал о том, как поэт прошел через поселок, в котором Животов проживал. Вот об этом он и писал всю жизнь. Мы с большой теплотой вспоминаем его.

НОВЫЙ МИР, литературно-художественный и общественно-политический журнал, начал выходить в Москве с 1925 на базе газеты «Известия».

Идея создания принадлежала тогдашнему главному редактору «Известий» Юрию Стеклову.

Первый год ежемесячником руководили нарком просвещения Анатолий Луначарский (который оставался членом редколлегии до 1931) и сам Стеклов. Ответственным секретарем назначили писателя Федора Гладкова .

Вскоре Стеклова сменил журналист и переводчик трудов К.Маркса Иван Скворцов-Степанов. Еще через год, в 1926, во главе журнала встал известный критик Вячеслав Полонский. В 1931 на пост главного редактора и в журнал, и в газету определили Ивана Гронского («Известия» и «Новый мир» считались как бы неразделимой парой). В 1937 Гронского арестовали, поводом послужила резкая критика «Нового мира» за публикацию на его страницах прозы Бориса Пильняка . Пост главного редактора занял один из секретарей Союза писателей Владимир Ставский, а в 1941 его сменил Владимир Щербина.

Следующим главным редактором стал писатель Константин Симонов . Произошло это сразу после окончания Великой Отечественной войны, в которой он принимал участие в качестве военного корреспондента. Писатель оказался талантливым редактором, однако в 1950 он был отстранен от должности.

Его сменил поэт Александр Твардовский . Но первое пребывание Твардовского во главе «Нового мира» (1950–1954) было непродолжительным. Он серьезно воспринял боль разоренной русской деревни, дав в 1952 дорогу острой публицистической статье Валентина Овечкина Районные будни . Твардовский после этого уцелел, но когда повеяло воздухом «оттепели» и «Новый мир» отреагировал на нее статьями, размышлениями о проблемах культуры Владимира Померанцева, Марка Щеглова, Федора Абрамова, Михаила Лившица, вместо Твардовского у руля «Нового мира» в 1954 вновь появился Симонов.

«Новый мир» считался интеллигентнее, «академичнее» других изданий. Лидирующие позиции журнал имел главным образом в прозе. Не случайно роман Василия Гроссмана За правое дело и повесть Виктора Некрасова В окопах Сталинграда появились именно в «Новом мире» (1952 и 1954).

Симонов опубликовал роман Владимира Дудинцева Не хлебом единым (1957) – скромный по художественным достоинствам, но неприкрыто полемичный.

Вскоре было решено было дать новый шанс Твардовскому. Назначение произошло в 1958. Твардовский почувствовал, что наступило его время. Он действовал хотя и с оглядкой, но широко и целенаправленно. Надо было напечатать как можно больше живых свидетельств эпохи, открыть новые имена, поднять целые исторические пласты, связанные со всей русской культурой.

Журнальный портфель переполняли рукописи самого актуального характера, там были повести Сергея Залыгина , Владимира Войновича , Чингиза Айтматова , эмигрантские стихи Цветаевой, рассказы русского «нобелевца» и тоже эмигранта Ивана Бунина , дневники, записки, мемуары врачей, министров, театралов, а иногда и служителей церкви.

Но однажды на стол Твардовского легла тетрадка с названием Щ-22 .

Неизвестный автор (Александр Солженицын , учитель математики из Рязани) рассказывал всего об одном, не самом ярком и тяжелом дне зэка, бывшего колхозника. Твардовский загорелся желанием напечатать рукопись, хотя и понимал, что советская литература не допускала подобной откровенности. И он не ошибся. Перипетии борьбы за повесть оказались увлекательней иного детектива. До самого последнего момента Твардовский не до конца верил, что победа возможна. Солженицын показывал лагерную жизнь как обыкновенную, привычную, причем рассматривая ее цепкими крестьянскими глазами, привыкшими замечать всякую малую деталь. Твардовский передал рукопись Никите Хрущеву и тот решил: «В печать».

Подписывая номер с «Одним днем...», Твардовский в перспективе подписывал собственный приговор как Главному редактору, бойцу и человеку – все три ипостаси были в нем неразделимы. Отныне он становился заложником литературной и человеческой судьбы Солженицына, который чуть ли не сразу обнаружил неприятие коммунизма как идеи.

До конца дней Твардовский так и не смог полностью присоединиться к позиции своего «крестника», но сделал все, чтобы защитить и его, и свое детище, журнал. Хрущев очень скоро догадался, куда и во что метит неуступчивый и въедливый бывший артиллерист Солженицын, но было поздно. В ноябре 1962 «Новый мир» открылся Одним днем Ивана Денисовича (Твардовский сумел отстоять уже в борьбе с автором это название взамен Щ-282 , зэковского номера Солженицына).

Никакая публицистика, никакие призывы не были в состоянии так повлиять на души людей, как эта повесть. Позиция журнала вдохновлялась Одним днем... как фактом, но этот же факт ее и раскалывал. Большая часть сотрудников «Нового мира» считала себя наследниками революционных демократов, а Солженицын шел гораздо дальше.

Конкурентов у «Нового мира» было немного. Такими возможностями обладали журналы «Юность» (главный редактор Борис Полевой) и «Наш современник» (Сергей Викулов). Однако Полевой, сменивший основателя «Юности» Валентина Катаева, соблюдал конформизм, а «современниковцы», заняв нишу «деревенской прозы» плеядой талантливейших имен – Василий Белов , Евгений Носов , Виктор Астафьев , Валентин Распутин , Владимир Солоухин, Василий Шукшин (частично авторы пересекались и с «Новым миром»), склонялись к славянофилам.

«Деревенщиков» «Новый мир» также печатал, но с более строгим отбором. Шукшин, Можаев чувствовали себя неплохо и на его страницах, Василий Белов появлялся реже. Литературные критики «Нового мира», у которых Маркс и Ленин сохраняли силу авторитетов, пыталась не особо выделять «деревенскую» тему.

«Новому миру» приходилось отбиваться и от нападок других журналов – например, «Октября», особенно же – «Молодой гвардии». Впрочем «Новый мир» не оставался в долгу. Так, заместитель Твардовского, критик Андрей Григорьевич Дементьев, обвинял в одной из своих статей «Молодую гвардию» за аполитичность.

В 1970 Твардовский покинул свой кабинет в «Новом мире», а зимой 1971 умер, не дожив и до 60.

Какие бы оценки ни давались последнему десятилетию Твардовского в «Новом мире», это, бесспорно был, самый яркий период журнала. Его лицом были критика и проза. Стихи занимали подчиненное место. Сам Твардовский исповедовал в своей поэзии слово неброское, точное, близкое к прозаическому, и круг его авторов определяли поэты Владимир Корнилов, Наум Коржавин , Борис Слуцкий, Константин Ваншенкин , считавшиеся мастерами «строгого реализма».

Диапазон прозы был пошире. Георгий Владимов и Фазиль Искандер , И.Грекова, Анатолий Кузнецов (один из первых «невозвращенцев»), Владимир Войнович , Борис Можаев, Сергей Залыгин, Виктор Некрасов, наконец, Солженицын (до 1967, когда был поставлен крест на публикациях этого бунтаря после его открытого письма очередному съезду). Широко была известна «фирменная» новомирская критика Владимира Лакшина, Бориса Закса, Бенедикта Сарнова, Андрея Дементьева.

После смерти Твардовского до 1986 «Новый мир» возглавляли сначала Виктор Косолапов, затем Сергей Наровчатов и Владимир Карпов.

Дух фронды в то время практически выветрился. Диссидентские писатели переместилось на страницы других изданий.

В 1986 «Новый мир» возглавил Сергей Залыгин, один из новомирских признанных авторов, прославленный бурной общественной деятельностью, в частности, борьбой против поворота сибирских рек.

Журнальные тиражи резко поднялись. В 1991 тираж «Нового мира» достиг двух миллионов семисот тысяч экземпляров. За три года перестройки (с 1987 по 1990) было напечатано множество нашумевших материалов, великолепных образцов прозы, мемуары. Критика на короткое время стала властительницей дум.

Со статьи экономиста и прозаика Николая Шмелева «Авансы и долги» (1987) началась дискуссия о возможностях «спасти социализм в экономике». Появилась проза «из столов», в частности, Черные камни Анатолия Жигулина, роман Юрия Домбровского Факультет ненужных вещей .

На страницах «Нового мира» вышли Доктор Живаго Бориса Пастернака , повесть Котлован Андрея Платонова , антиутопия 1984 Джорджа Оруэлла , Архипелаг ГУЛАГ Солженицына, за ним появились В круге первом , Раковый корпус , Август Четырнадцатого , многотомная эпопея Красное колесо.

На страницах журнала за все годы его существования впервые были напечатаны (полностью или в отрывках) произведения, по которым ушедшая эпоха опознается и сегодня. Это поэмы Сергея Есенина Черный человек , Лейтенант Шмидт Пастернака и его же воспоминания Моя жизнь , вышедшие еще при Твардовском в 1967.

Романы Алексея Толстого Хождение по мукам и Петр Первый – ярчайшие по языку и воссоздающие колорит именно послереволюционный, хотя и вполне сервильные по отношению к победившей диктатуре (царь-реформатор выглядел там едва ли не предтечей Сталина).

Рядом с романтической Золотой цепью Александра Грина (1928) были Россия, кровью умытая Артема Веселого (1926) и Жизнь Клима Самгина Максима Горького (1929). Не меньше яркости в романах Андрея Малышкина Севастополь и Люди из захолустья , Соть и Скутаревский Леонида Леонова, в рассказах Исаака Бабеля , в эпопее Михаила Шолохова Тихий Дон . Перечисление было бы неполным без Оптимистической трагедии Всеволода Вишневского, Испанского дневника Михаила Кольцова, романа из американской жизни О" кэй Бориса Пильняка, стихов самого Твардовского, Симонова, Ахматовой, Владимирских проселков Владимира Солоухина, Большой руды Георгия Владимова, Созвездия Козлотура Фазиля Искандера, Тишины Юрия Бондарева, Театрального романа Михаила Булгакова (извлеченного посмертно из архивов и опубликованного в 1965), Вологодской свадьбы » Александра Яшина и Бухтин вологодских Василия Белова (1969).

Нынче, как все «толстые» журналы, «Новый мир» вынужден выживать в рыночной ситуации. Невозможность существования без спонсорской поддержки, неспособность большинства потенциальных читателей приобретать сравнительно дорогой журнал, неизбежное падение общественного интереса – все это вынудило к смене редакционной политики.

«Новый мир» избрал себе в качестве «ниши» т.н. «либерально-почвенную», с внятными симпатиями к православной культуре и благородно-сдержанным отношением к реалиям глобализма , постмодернизма и другим веяниям Запада.

При этом представлены и отличные от основной точки зрения, например, евразийская, мусульманская, чисто западническая, постмодернистская (Вячеслав Курицын и др.).

После победы над ГКЧП «Новый мир» какое-то время на волне инерции продолжал перестроечное просветительство. При этом его влияние на общественные процессы неизбежно падало. Позиция «Нового мира» сохранила ноту достоинства. Постепенно тираж сократился до минимального – около10 тысяч экземпляров, и такое падение касалось всех «толстых» журналов. К чести «Нового мира», в новой ситуации ему удается не только сохранить лицо, но быстро и глубоко реагировать на общественные процессы.

Кроме новинок прозы и стихов, журнал предлагает привычные рубрики «Из наследия», «Философия. История. Политика», «Далекое близкое», «Времена и нравы», «Дневник писателя», «Мир искусства», «Беседы», «Литературная критика» (с подрубриками «Борьба за стиль» и «По ходу текста»), «Рецензии. Обзоры», «Библиография», «Зарубежная книга о России» и др.

С 1998 главным редактором становится литературный критик Андрей Василевский. Ответственный секретарь – прозаик Михаил Бутов, лауреат премии Букера-99. Отделом прозы руководит Руслан Киреев, поэзии – Юрий Кублановский, вернувшийся из Франции в 1990 после вынужденной эмиграции в 1981. Ирина Роднянская возглавляет отдел критики, который в новом качестве вернул себе значение стратегической сердцевины журнала.

Внештатными членами редколлегии (Общественного совета) являются Сергей Аверинцев, Андрей Битов, Даниил Гранин, Борис Екимов, Фазиль Искандер, Александр Кушнер и др., все они авторы журнала, каждое новое их произведение анонсируется, начиная со второго полугодия.

С 1990 «Новый мир» перестал быть органом Союза писателей СССР. «Новый мир» остается в некотором роде «академичным» и уж наверняка «основательным», «серьезным» чтением, а не «чтивом». «Серьезность» отражается даже на внешнем облике издания. Он сохраняет аскетическую гамму – серо-голубая мягкая обложка, простая бумага, никаких фотографий, устойчивый подбор и расположение журнальных рубрик, никакой игры шрифтами, минимум внешнего. Это знаковый аскетизм – он подчеркивает верность своей собственной истории, какая бы они ни была.

18 января считается днем рождения журнала "Новый мир" в Этом году изданию исполнилось 85 лет.

Журнал «Новый мир» является одним из старейших в современной России ежемесячных литературно-художественных и общественно-политических журналов.

Идея создания журнала принадлежала тогдашнему главному редактору «Известий» Юрию Стеклову, который предложил создать на базе издательства «Известия» ежемесячный литературно-художественный и общественно-политический журнал, что и было осуществлено. Журнал начал выходить в 1925 году.

Первый год ежемесячником руководили нарком просвещения Анатолий Луначарский, который оставался членом редколлегии до 1931 года и Юрий Стеклов.

В 1926 году руководство журналом было поручено критику Вячеславу Полонскому, который превратил новое издание в центральный литературный журнал того времени. Полонский руководил журналом до 1931 года и уже в начале 1930-х "Новый мир" был признан общественностью главным, основным журналом тогдашней русской советской литературы.

После войны главным редактором стал известный писатель Константин Симонов, возглавлявший журнал с 1946 по 1950 год, в 1950 году его сменил Александр Твардовский. Это первое пребывание Твардовского на посту главного редактора было недолгим. В 1954 году он был отстранен от руководства, но в 1958 году снова стал главным редактором и в истории журнала начался период, неразрывно связанный с его именем. Благодаря Твардовскому на страницах журнала смогла появиться небольшая повесть "Один день Ивана Денисовича" рязанского учителя Александра Солженицына, ставшая вехой не только в литературной, но и политической жизни страны. В 1970 году Твардовский был отстранен с поста главного редактора, и вскоре умер.

После смерти Твардовского до 1986 года «Новый мир» возглавляли сначала Виктор Косолапов, затем Сергей Наровчатов и Владимир Карпов.
В 1986 году журнал впервые возглавил беспартийный писатель - прозаик Сергей Залыгин, при котором тираж журнала поднялся на рекордную высоту в два миллиона семьсот тысяч экземпляров. Успех журнала был связан с публикацией многих ранее запрещенных в СССР книг, таких как "Доктор Живаго" Бориса Пастернака, "Котлован" Андрея Платонова, но особенно - произведений Александра Солженицына "Архипелаг ГУЛАГ", "В круге первом", "Раковый корпус".

Самыми громкими публикациями журнала за всю его историю были: «Черный человек» Сергея Есенина (1925); «Не хлебом единым» Владимира Дудинцева (1956); «Один день Ивана Денисовича» Александра Солженицына (1962); «Плаха» Чингиза Айтматова (1986); «Авансы и долги» Николая Шмелева (1987); «Котлован» Андрея Платонова (1987); «Доктор Живаго» Бориса Пастернака (1988); «Архипелаг ГУЛАГ» Александра Солженицына (1989); «Сонечка» Людмилы Улицкой (1993); «Кавказский пленный» Владимира Маканина (1995); «Свобода» Михаила Бутова (1999) и многие другие.

В 1947-1990 годах журнал был органом Союза Писателей СССР . Но с 1991 года, благодаря новому законодательству о средствах массовой информации, журнал "Новый мир" стал подлинно независимым изданием, не связанным напрямую ни с каким из творческих союзов или общественных организаций.

С развитием перестройки устав редакции поменялся, и в какой-то момент Залыгин был уже добровольно избран редакцией главным редактором. Но в 1998 году пятилетний срок, на который его избрали, истек и Сергей Павлович баллотироваться отказался.
В 1998 году главным редактором журнала был избран литературный критик Андрей Василевский.

Сегодня как все «толстые» журналы, «Новый мир» вынужден выживать в рыночной ситуации. Невозможность существования без спонсорской поддержки, неспособность большинства потенциальных читателей приобретать сравнительно дорогой журнал, неизбежное падение общественного интереса - все это вынудило к смене редакционной политики.

Если раньше основу журнала составляли романы, публикующиеся с продолжением из номера в номер , то сегодня журнал переориентировался на "малые" формы - небольшая повесть, цикл рассказов.

Нынешний тираж журнала колеблется около цифры всего лишь в 7 тысяч.

В настоящее время «Новый мир» выходит на 256 страницах. Кроме новинок прозы и поэзии, журнал предлагает традиционные рубрики «Из наследия», «Философия. История. Политика», «Далекое близкое», «Времена и нравы», «Дневник писателя», «Мир искусства», «Беседы», «Литературная критика» (с подрубриками «Борьба за стиль» и «По ходу текста»), «Рецензии. Обзоры», «Библиография», «Зарубежная книга о России» и др.

Главным редактором является Андрей Василевский. Ответственный секретарь прозаик Михаил Бутов. Руслан Киреев руководит отделом прозы. Отдел поэзии возглавляет Олег Чухонцев, отдел критики - Ирина Роднянская, историко-архивный отдел - Александр Носов. Внештатными членами редколлегии (а ныне Общественного совета) являются Сергей Аверинцев, Виктор Астафьев, Андрей Битов, Сергей Бочаров, Даниил Гранин, Борис Екимов, Фазиль Искандер, Александр Кушнер, Дмитрий Лихачев и другие уважаемые писатели.

Материал подготовлен редакцией rian.ru на основе информации РИА Новости и открытых источников

Андрей Вознесенский Вирабов Игорь Николаевич

«Знамя» и «Юность». А «Новый мир»?

Впервые стихи Вознесенского опубликовала «Литературная газета» - 1 февраля 1958 года была напечатана «Земля». «Мы любили босыми ступать по земле, / по мягкой, дымящейся, милой земле». И дальше: «Мне турок - земляк. И монгол, и поляк. / Земляк по мозолям, по миру - земляк»…

Это был дебют. Самое первое. Потом стихи его понемногу, осторожно пошли по другим газетам. По толстым журналам.

«Однажды стихи мои дошли до члена редколлегии толстого журнала. Зовет меня в кабинет. Усаживает - этакая радушная туша, бегемотина. Смотрит влюбленно.

Никаких „но“. Сейчас уже можно. Не таитесь. Он же реабилитирован. Бывали ошибки. Каков был светоч мысли! Сейчас чай принесут. И вы как сын…

Никаких „но“. Мы даем ваши стихи в номер. Нас поймут правильно. У вас рука мастера, особенно вам удаются приметы нашего атомного века, словечки современные - ну вот, например, вы пишете „кариатиды…“ Поздравляю.

(Как я потом понял, он принял меня за сына Н. А. Вознесенского, бывшего председателя Госплана.)

- …То есть как не сын? Как однофамилец? Что же вы нам голову тут морочите? Приносите чушь всякую вредную. Не позволим. А я все думал - как у такого отца, вернее, не отца… Какого еще чаю?»

Для тех, кто не понял. Однофамильца, Николая Алексеевича Вознесенского, прочили в конце сороковых едва ли не в «преемники» Сталину. Борьба за близость к власти - штука чреватая. В 1949 году того Вознесенского приурочили к «ленинградскому делу», сняли со всех постов, осудили как заговорщика и расстреляли. А через пять лет, в 1954-м, реабилитировали.

Писатель Анатолий Гладилин в те годы работал в «Комсомольской правде» - он тоже вспомнит, как впервые встретил в редакции Андрея, с которым потом был дружен многие годы:

«Он принес, конечно же, стихи, и я первый тогда напечатал его в „Комсомолке“ в пятьдесят девятом. Стихотворение называлось „Сердце“. Вообще повезло, что мы с ним встретились, потому что работал я там недолго… Дальше начался стремительный взлет Вознесенского, а до него на слуху были Евтушенко и Рождественский… Булат тогда еще только-только начинал. Помню, я жил тогда в центре, недалеко от ЦДЛ, и многие тогда бывали у меня. Странно, но молодых поэтов чаще других, кажется, печатал тогда журнал „Знамя“. Редактором там был товарищ Кожевников, не самый, мягко скажем, прогрессивный. Тем не менее тот же Кожевников напечатал стихи Андрея о Политехническом, пропустив там такие строчки: „Ура, студенческая шарага! / А ну, шарахни / по совмещанам свои затрещины! / Как нам Ошанины мешали встретиться!“… После этого был скандал, и „Ошанина“ пришлось убрать. Кожевников вряд ли мог пропустить это случайно. Думаю, у него просто были какие-то свои счеты с автором „Гимна демократической молодежи“, который тогда всюду пели. А тут такой случай - удобно заехать Ошанину руками Вознесенского…»

Много лет спустя, в семидесятых, Вадим Кожевников подпишет письмо против Солженицына и Сахарова, и вспоминать о нем что-то хорошее будет уже не принято. Но Вознесенский добро помнил:

«Журнал „Знамя“ и тогда был лучшим журналом поэзии. Либеральный „Новый мир“ лидировал в прозе и общественной мысли, но из-за угрюмой настороженности великого Твардовского отдел поэзии там был слабым.

О редакторе Вадиме Кожевникове сейчас говорится много дурного. Скажу об ином. Высокий атлет с римским бронзовым профилем, он был яркой фигурой литературного процесса. Под маской ортодокса таилась единственная страсть - любовь к литературе. Был он крикун. Не слушал собеседника и высоким сильным дискантом кричал высокие слова. Видно надеясь, что его услышат в Кремле, или не доверяя ветхим прослушивающим аппаратам. Потом, накричавшись, он застенчиво улыбался вам, как бы извиняясь.

Замом себе он взял рафинированного интеллигента Бориса Леонтьевича Сучкова. Тот прошел ГУЛАГ как шпион всех разведок, чьи иностранные языки он знал. Тонкими губами он дегустировал поэзию. Но порой паника охватывала его, как, например, было с моими строчками, невинными абсолютно: „посадочная площадка“. Это было об актрисе, но он увидел здесь политику и бледнел от ужаса.

Вы правы, конечно, но зачем гусей дразнить? - говорил он мне, и заменил в „Осени в Сигулде“ „гениальность“ на „прозрение“.

„Знамя“ напечатало моего „Гойю“. Эта публикация явилась шоком для официоза. На собрании редакторов всемогущий завотделом ЦК по идеологии Д. А. Поликарпов заклеймил эти стихи. Кожевников встал, закричал на него, пытался защитить меня. С „Гойи“ началась моя судьба как поэта. Первая ругательная статья „Разговор с поэтом Андреем Вознесенским“ в „Комсомолке“ громила „Гойю“. Следом появились статьи запугавшего всех Грибачева и испуганного Ошанина. Для них формализм был явлением, схожим с вейсманизмом и морганизмом. Он казался опаснее политических ошибок - люди полуграмотные и суеверные, они боялись мистики и словесных заговоров. С тех пор самые усердные из официальных критиков набрасываются на все мои публикации, что только усиливает, может быть, прилив читательского интереса.

Кожевников не испугался и напечатал „Треугольную грушу“. Там были строчки:

Люблю я критиков моих.

На шее одного из них,

благоуханна и гола,

сияет антиголова!..

…Я пытался доказать, что это не о Хрущеве, что я имел в виду своих ругателей Прокофьева и Грибачева, чье портретное сходство навеяло мне такой образ. Но это лишь усугубило мою „вину“… По всей стране были расклеены плакаты, где мухинские рабочий и колхозница выметали грязный сор - шпионов, диверсантов, хулиганов и книжку с названием „Треугольная груша“.

Так что судьба моя переплелась с судьбой журнала „Знамя“ и лучшие вещи тех лет - „Париж без рифм“, „Монолог Мерлин“, „Осень в Сигулде“ и другие были напечатаны именно здесь. Правда, „Озу“ они не напечатали. Но это не их вина. Видно, возможности были ограничены».

Кроме «Знамени» - была еще «Юность», где был Валентин Катаев. Собственно, с Катаева «Юность» и началась, и скоро вокруг самовара, купленного самим редактором (натуральный, на сосновых шишках и углях!), привыкла собираться поэтическая молодежь. Многие считают, и не безосновательно, что по своему влиянию в отечественной журналистике фигура редактора «Юности» была сопоставима с фигурой редактора «Нового мира» Твардовского…

В семидесятых Катаев напишет искрометное предисловие к книге Вознесенского «Тень звука». Андрей Андреевич стыдливо вычеркнул некоторые комплименты в свой адрес. Катаев ухмыльнулся: «Ну, не хотите быть названным гениальным - ваше дело…»

Стоит все-таки напомнить, привести здесь кусочек спелой прозы - из той статьи Валентина Катаева о Вознесенском:

«Он вошел в сени, как всегда, в короткой курточке и меховой шапке, осыпанной снежинками, которая придавала его несколько удлиненному юному русскому лицу со странно внимательными, настороженными глазами вид еще более русский, может быть даже древнеславянский. Отдаленно он напоминал рынду, но без секиры.

Пока он снимал меховые перчатки, из-за его спины показалась Оза, тоже осыпанная снегом.

Я хотел закрыть за ней дверь, откуда тянуло по ногам холодом, но Вознесенский протянул ко мне беззащитно обнаженные, узкие ладони.

Не закрывайте, - умоляюще прошептал он, - там есть еще… Извините, я вас не предупредил. Но там - еще…

И в дверную щель, расширив ее до размеров необходимости, скользя по старой клеенке и по войлоку, вплотную один за другим стали проникать тепло одетые подмосковные гости - мужчины и женщины, - в одну минуту переполнив крошечную прихожую и затем застенчиво распространившись дальше по всей квартире.

Я думал, что их будет три-четыре, - шепотом извинился Вознесенский, - а их, оказывается, пять-шесть.

Или даже семнадцать-восемнадцать, - уточнил я.

Я не виноват. Они сами.

Понятно. Они разнюхали, что он идет ко мне читать новые стихи, и примкнули. Таким образом, он появился вместе со всей случайной аудиторией. Это чем-то напоминало едущую по городу в жаркий день бочку с квасом, за которой бодрым шагом поспевает очередь жаждущих с бидонами в руках.

Гора шуб навалена под лестницей.

И вот он стоит в углу возле двери, прямой, неподвижный, на первый взгляд совсем юный, - сама скромность, - но сквозь эту мнимую скромность настойчиво просвечивает пугающая дерзость.

Выросший мальчик с пальчик, пробирочка со светящимся реактивом адской крепости. Артюр Рембо, написанный Рублевым.

Он читает новую поэму, потом старые стихи, потом вообще все, что помнит, потом все то, что полузабыл. Иногда его хорошо слышно, иногда звук уходит и остается одно лишь изображение, и тогда нужно читать самому по его шевелящимся, побелевшим губам.

Его аудитория не шелохнется. Все замерли, устремив глаза на поэта, и читают по его губам пропавшие в эфире строки. Здесь писатели, поэты, студенты, драматурги, актриса, несколько журналистов, знакомые знакомых и незнакомые незнакомых, неизвестные молодые люди - юноши и девушки в темно-серых пуловерах, два физика, шлифовальщик с автозавода - и даже один критик-антагонист, имеющий репутацию рубахи-парня и правдивого малого, то есть брехун, какого свет не производил…»

В этой самой статье («Вознесенский», опубликованной в сборнике «Разное» в 1970 году) Катаев вспомнит еще, как Юрий Олеша мечтал написать книгу «Депо метафор». И удивится: вот же, стихи Вознесенского - и есть «депо метафор». И в метафоре его не просто украшение, а множество значений и смыслов.

…А, между прочим, в «Новом мире» стихотворение Вознесенского «На открытии Куйбышевской ГЭС» все-таки было опубликовано - в одиннадцатом номере за 1958 год. Правда, это было тогда, когда «Новым миром» руководил Константин Симонов. А при Александре Твардовском - ни в какую. Гладилин вспоминает, что он «на километр не подпустил» Ахмадулину, Вознесенского, Евтушенко, Окуджаву, Рождественского, Мориц. Семен Липкин в своих «Встречах с Твардовским» называет среди отвергнутых Марию Петровых и Бродского. Почему?

Софья Караганова, редактор отдела поэзии журнала при Твардовском, вспомнит позже (Вопросы литературы. 1996. № 3): «Предлагаю напечатать стихотворение Вознесенского „Роща“, А. Т. пишет на рукописи: „Первую половину стихотворения можно понять и принять, но дальше я уже ничего не понимаю. Почему я должен предполагать, что читатель поймет и будет доволен?“»…

Прервем Караганову ненадолго - чтобы напомнить строки из «Рощи» Вознесенского: «Не трожь человека, деревце, / костра в нем не разводи. / И так в нем такое делается - / Боже, не приведи! / Не бей человека, птица, / еще не открыт отстрел. / Круги твои - ниже, тише. / Неведомое - острей…»

«…Вознесенский становится все более известным, стихи в „Новый мир“ приносит, но все отвергается. „Это - от лукавого“, - говорил А. Т. Защищаю Вознесенского: „Я в него верю“. Цитирую, пусть перефразируя, Пастернака: „В конце пути впаду, как в ересь, в неслыханную простоту!“ А. Т. засмеялся: „Вот тогда мы его и будем печатать, а пока пусть печатают другие“.

Как-то я с огорчением сказала Александру Трифоновичу:

- „Новый мир“ напечатал Вознесенского, когда он еще никому не был известен. Он талантлив, сейчас знаменит, а мы его не печатаем.

Ну, это уж совсем не резон. Сказали бы - талантлив, а его не печатают, тут уж…

И действительно, когда Вознесенского перестали печатать (полтора или два года совсем не печатали: „подписант“), предложенные им журналу стихи были без промедления подписаны в набор Твардовским… Не знаю ни одного случая, когда бы А. Т. публично - устно или в печати - выступил с критикой поэта, стихи которого он сам не принимал».

К слову: упоминание «подписант» у Карагановой - это о подписи Вознесенского под письмом в защиту Солженицына и Сахарова. Или в защиту Синявского и Даниэля. Это будет позже. Вознесенский будет всегда среди «подписантов» писем, которые совестно не подписать. Ни под одним подлым письмом его подписи не будет никогда.

А про журналы… Уже в наши времена он ностальгически вспомнит то, с чего когда-то все начиналось: «Толстые журналы совсем загнулись… Взгляните на стиль новых журналов, родившихся в последнее время. Это не джинсовая „Юность“, рожденная оттепелью. Они отпечатаны блистательно, с идеальным вкусом, как каталоги галерей или музеев. Все они в лаковых туфлях…»

В конце пятидесятых с лаковыми туфлями была напряженка. Не то чтобы туфли не волновали, просто многие - вот дурман в головах! - наивно думали: важнее, чтобы стихи были - блеск.

Будто стихи для жизни интереснее, чем туфли. Ха-ха-ха.

Данный текст является ознакомительным фрагментом. Из книги Мария Ульянова автора Кунецкая Людмила Ивановна

Знамя поднято Они возвращаются в Москву, но задерживаются здесь ненадолго. Условия подпольной работы сложились так, что Мария Ильинична должна уехать. Решено всем вместе поселиться в Саратове. Мать торопится, она чувствует, что над дочерью нависла опасность, шпики, не

Из книги Большая Тюменская энциклопедия (О Тюмени и о ее тюменщиках) автора Немиров Мирослав Маратович

«Знамя» Советский и российский «толстый журнал». Издается с 1931 года. С 1986-го - один из главных оплотов борьбы за свободу, и чтобы литература была выдающейся и замечательной, а не просто говном и мудотой. В настоящее время - литературный журнал в России номер 1, ну, может

Из книги Курчатов автора Асташенков Петр Тимофеевич

Они несут знамя... Недавно мне довелось побывать в Институте атомной энергии имени И. В. Курчатова.В поздний час директор института академик Анатолий Петрович Александров вел разговор с молодым сотрудником о новых, более совершенных реакторах, о прямом преобразовании

Из книги Повести моей жизни. Том 2 автора Морозов Николай Александрович

3. Звездное знамя Прошла весна, прошло все лето, и наступила осень, не принеся в нашу жизнь никаких перемен. Благодаря тому, что мы гуляли всегда теми же самыми партиями, по группам, у нас не вышло всеобщего знакомства, и разговоры скоро стали вялы. Чтобы еще более облегчить

Из книги Наперекор ветрам автора Дубинский Илья Владимирович

2. Черное знамя Иона Гайдук, тезка начдива, вел полуэскадрон всадников на Парканцы. Жаркое июльское солнце, повиснув над головой, раззолотило поля. По одну сторону проселка высились копны свежеубранной пшеницы, по другую - стелились яркие ковры баштанов.Полуэскадрон еще

Из книги Вспомнить, нельзя забыть автора Колосова Марианна

ЗНАМЯ И ДЕВИЗ Один сказал другому: - Что делать нам с тобой? Мы оба незнакомы Ни с ветром, ни с судьбой. Пойдем с тобой навстречу И жизни и борьбе! Опасность я замечу, Скажу о ней тебе. Другой молчал и слушал. И понял: в этот миг В измученные души Надежды луч проник. Один

Из книги Николай Эрнестович Бауман автора Новоселов М.

ДЕРЖАВНОЕ ЗНАМЯ Пылала Русская Держава… Пожар пол-мира озарял! Но не погибла наша слава, И стяг трехцветный не упал. Мы унесли его оттуда И никому не отдадим. Как честь свою, как веру в чудо, Мы знамя Русское храним! Героям солнце светит в очи. Пути - иные, цель -

Из книги Угрешская лира. Выпуск 3 автора Егорова Елена Николаевна

IV. ЗНАМЯ НАД ПАШНЕЙ Перед отъездом в Саратовскую губернию Бауман простился с друзьями по кружкам, съездил на целых три дня с ними, пользуясь неприсутственными праздничными днями, на рыбалку вниз по Волге.- Здесь ведь не так далеко. Я и из Саратова буду держать с вами

Из книги Листы дневника. Том 1 автора

Знамя Лежит моё знамя клеёнкой на кухне, Мои идеалы давно уж протухли. Не пишут ребята о нашем комбате, Продал ордена я на старом Арбате. Повесил в чулан свой берет и тельняшку, Забыл времена, когда грудь нараспашку. Закатаны плотно все принципы в тесто, В своей же стране я

Из книги Листы дневника. Том 2 автора Рерих Николай Константинович

Знамя В Белом Доме сегодня с участием Президента Рузвельта подписывается Пакт. Над нашим байшином уже водрузилось Знамя. Во многих странах оно будет развеваться сегодня. Во многих концах мира соберутся друзья и сотрудники в торжественном общении и наметят следующие

Из книги Листы дневника. В трех томах. Том 3 автора Рерих Николай Константинович

Знамя Мира Просят собрать, где имеются знаки нашего Знамени Мира. Знак триединости оказался раскинутым по всему миру. Теперь объясняют его разно. Одни говорят, что это - прошлое, настоящее и будущее, объединенное кольцом Вечности. Для других ближе пояснение, что это

Из книги Память о мечте [Стихи и переводы] автора Пучкова Елена Олеговна

Знамя Мира (24.10.1945) В день Второй мировой войны мы писали:"ОХРАНИТЕЛЯМ КУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙГромы Европейской войны требуют, чтобы опять было обращено живейшее внимание на охрану культурных ценностей. Пакт о таком охранении находится на обсуждении в целом ряде

Из книги Служу Родине. Рассказы летчика автора Кожедуб Иван Никитович

Наше Знамя Спасибо за доброе письмо от 27 Января. Пытались послать Вам телеграмму, но ее не приняли. "Пусть Фогель работает во благо". Конечно, текст Пакта можно включить, а если хотите и библиографию - но сзади, в виде приложения. Сейчас много смуты в мире. Земля расстроилась

Из книги Владимир Высоцкий. Жизнь после смерти автора Бакин Виктор В.

Знамя народа Меня качели мысли раскачали, Я погружаюсь в океан печали. Когда бы смог я в кровь тиранов окунуться, Тогда б рекою слез я плыл в иные дали. Наставник, снизойди до моего уменья, Оставь меня в огне, чтоб я сгорал, сгорал, Я снова, как Меджнун перед Лейлой,

Из книги автора

7. ГВАРДЕЙСКОЕ ЗНАМЯ В те дни, когда в моём старом полку шла напряжённая боевая работа, когда войска 2-го Украинского фронта вели бои на подступах к Бухаресту, на нашем участке продолжалось затишье. Мы готовились к предстоящим большим, напряжённым боям.В воздушном бою

Из книги автора

Имя как знамя Счастливой была судьба Высоцкого еще и потому, что он был при жизни признан всей страной. Если бы он захотел, он бы мог совершить революцию, за ним наверняка пошли бы люди – из-за власти его обаяния и таланта. Артур Макаров Имя Высоцкого – звук боевой

«НОВЫЙ МИР», журнал. Издается с 1925 г. Твардовский дважды стоял у руководства этим журналом в качестве главного редактора: первый раз - с 1950 по 1954 г., когда он был отстранен от журнала в связи с публикацией в нем нескольких острых статей («Об искренности в критике» В. Померанцева и др.). В 1958 г. Твардовский вновь принял руководство журналом. Под руководством Твардовского «Новый мир» удовлетворял потребности общественного сознания, возбужденного решениями XX съезда КПСС. После октябрьского переворота 1964 г. засилие антитворческой, чиновничьей обстановки сделало работу в журнале для Твардовского «наиболее» пришедшейся «по душе», «единственной мыслимой формой литературно-общественной деятельности», освященной примером Пушкина, Некрасова и др. русских писателей. Программу издания Твардовского изложил в статье «По поводу юбилея» (№ 1 за 1965 г.). В ней были определены «идейнополитические позиции» журнала: правдивое, реалистическое отражение действительности, в простой, но не упрощенной форме, чуждой формалистической замысловатости, более близкой к классической традиции, не избегая новых средств выражения, оправданных содержанием.

Журнал отличала особая, новомирская этика, основанная на необходимости правды. Напечатанные в журнале очерки В. Овечкина положили начало смелой и честной постановкой острых вопросов руководства сельским хозяйством. Ему последовали Е. Дорош, Г. Троепольский, историк С. Утченко. Стремления к документальности и фактичности, понимание ценности личных свидетельств, «человеческих документов» проявились в таких публикациях «Нового мира», как мемуары «Люди, годы, жизнь» И. Эренбурга, «Годы войны» генерала А.В. Горбатова, «На чужбине» Л.Д. Любимова, «Дневник Нины Костериной», военно-исторические очерки С.С. Смирнова, записки дипломата И.М. Майского, историко-революционные мемуары Е. Драбкиной и многие др. материалы чрезвычайной исторической и литературной ценности. Полноценными были материалы отдела публицистики и науки.
Журнал собрал вокруг себя лучшие литературные силы. В нем сотрудничали писатели Ф. Абрамов, В. Гроссман, В. Быков, В. Панова, И. Грекова, Ф. Искандер, Ю. Трифонов, Э. Казакевич, Н. Ильина, Б. Можаев, В. Астафьев, из старшего поколения - В. Каверин, К. Паустовский, В. Катаев; поэты Б. Пастернак, А. Ахматова, Н. Заболоцкий, О. Берггольц, М. Алигер, Д. Самойлов, А. Жигулин, А. Яшин; критики В. Лакшин, А. Синявский, А. Светов, И. Виноградов, Ст. Рассадин, М. Щеглов... Открытием журнала стали свежие литературные силы - В. Семин, С. Залыгин, В. Войнович, В. Тендряков, Ч. Айтматов, Р. Гамзатов, Ю. Буртин. Особая заслуга Твардовского и его журнала - введение в литературу А.И. Солженицына с его повестью «Один день Ивана Денисовича» (1962, № 11). Журнал в эти годы заслужил внимание и поддержку читателей и в их глазах определял уровень тогдашней литературы.
Демократическое направление журнала вызвало нападки консервативных органов печати (журнал «Октябрь», газеты «Литературная жизнь»). Свирепствовала цензура, вследствие чего номера журнала постоянно запаздывали выходом. Читатели отнеслись к этому с пониманием. Твардовский вынужден был, защищая журнал, выходить в «инстанции», «на ковер» и «есть мыло» (его слова). В языке прессы зазвучали слова «аллюзия», «твардовская ересь», «один твард» - как мера стойкости журналиста против беснующейся власти. Несмотря на чудовищное давление, в «Новый мир» русская литература высокой пробы была жива и оказалась «неуморимой» (В. Каверин). Низкопробная «секретарская», «картонная литература», «литературные закройщики» на таком фоне чувствовали себя неуютно. В журнале «Огонёк» (1969, № 30) появилось письмо (в сущности - донос) одиннадцати писателей, требовавших отставки Твардовского.
В атаках на «Новый мир» власти применили новую тактику: перетасовку состава редколлегии и внедрение в нее чужеродных членов. После одной такой акции редколлегия журнала была окончательно испорчена и вести журнал в прежнем духе стало невозможно. 9 февраля 1970 г. Твардовский покинул пост главного редактора.
Бескомпромиссная позиция «Нового мира», руководимого Твардовским, - героическая страница современной истории. Никакой другой журнал не пошел так далеко в нравственном сопротивлении тоталитаризму. «Новый мир» Твардовского и А. Солженицын более, чем кто-либо, подготовили страну к освобождению мнений и отмене цензуры, к подлинному расцвету основных течений русской литературы в последние десятилетия XX века.